Видя непреклонность старца-первосвятителя, Гермогена, ляхи и изменники заключили его в Чудове монастыре и уморили голодом. Старец-святитель, истаивая и угасая, подобно догорающей лампаде пред ликом Господним, до последнего вздоха воссылал крепкую молитву к Богу об избавлении отечества и предал дух свой небесному Пастыреначальнику 17 февраля 1612 года, оставив в наследии разоренной Москве свои нетленные, священномученические мощи.
Умолк голос пастыря, призывавший верную паству на защиту отечества. Но оплотом России была Лавра Сергиева: оттуда рассылались по всем городам и полкам увещевательные грамоты, призывающие к очищению земли. В одной из этих грамот архимандрит Дионисий и келарь Авраамий Палицын писали так: «Вспомните истинную православную христианскую веру, что все мы родились от христианских родителей, знаменовались печатию – святым Крещением, обещались веровать в Святую Троицу; возложите упование на силу креста Господня и покажите подвиг свой, молите служилых людей, чтобы быть всем православным христианам в соединении и стать сообща против предателей христианских, Михайлы Салтыкова и иных, и против вечных врагов христианства, польских и литовских людей. Сами видите конечную от них погибель всем христианам, видите, какое разорение они учинили в Московском государстве, где святые Божии церкви и Божии образы? Где иноки, сединами цветущие, инокини, добродетелями украшенные? Не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием? Ни пощажены ни старцы, ни младенцы грудные. Помяните и смилуйтесь над видимою общею смертною погибелью, чтобы вас самих та же лютая смерть не постигла. Пусть служивые люди без всякого мешкания спешат к Москве, в сход к боярам, воеводам и ко всем православным христианам. Сами знаете, что всякому делу одно время надлежит, безвременное же всякому делу начинание суетно и бездельно бывает; хотя бы и были в ваших пределах какие неудовольствия, для Бога отложите это все на время, чтобы всем вам сообща потрудиться для избавления православной христианской веры, пока к врагам помощь не пришла. Смилуйтесь, сделайте это дело поскорее, ратными людьми и казною помогите, чтобы собранное теперь здесь под Москвою войско от скудости не разошлось».
Дружины из 25 городов стояли уже под Москвою, но, к несчастию, между защитниками отечества господствовало несогласие: воеводы не слушались друг друга, и разные действия без общей цели, единства и связи не могли иметь важного успеха.
Но Троицкие грамоты не оставались без действия: народ был готов встать как один человек; непрерывный ряд смут и бедствий не сокрушил могучих сил юного народа, но очистил общество, привел его к сознанию необходимости пожертвовать всем для спасения веры, угрожаемой врагами внешними, и наряда государственного, которому грозили враги внутренние, — «воры». Явились признаки сознания и необходимости нравственного очищения земли от врагов, признаки того, что народ, не видя никакой внешней помощи, обратился всем сердцем к высшему духовному миру, чтоб оттуда извлечь средства спасения. По областям промчалось слово, города переслали друг другу грамоты, где писалось, что в Нижнем Новгороде было откровение Божие какому-то благочестивому человеку, именем Григорию, велено ему Божие слово проповедовать во всем Российском государстве; говорили, что этот Григорий сподобился страшного видения в полуночи: видел он, как снялась с его дома крыша, и свет великий облистал комнату, куда явились два мужа с проповедью о покаянии и очищении всего государства. Во Владимире было подобное видение. Вследствие этого, по совету всей земли Московского государства, во всех городах, всем православным народом приговорили поститься – от пищи и питья воздерживаться три дня, даже с грудными младенцами; и по приговору, и по своей воле православные христиане постились: три дня – в понедельник, вторник и среду ничего не ели и не пили, в четверг и пятницу ели один хлеб. Так, при господстве религиозного чувства, выразилась в народе мысль о необходимости очищения всей земли, отделения себя от настоящего смутного и оскверненного общественным развратом времени. Мы видели, что еще царь Василий (Шуйский) думал об этом очищении, и два патриарха произнесли отпущение народу от греха недавних клятвопреступлений; но тогда покаяние совершалось по предначертанию правительства, а не по всеобщему убеждению; теперь же народ, путем испытаний, сам пришел к мысли необходимости очищения. «Православные христиане постились, — говорит грамота, — по своему изволению».
Одна из грамот Троицких была получена в нижнем Новгороде. Когда прочли ее в соборе, земский староста Козьма Минин-Сухорукий объявил, что он удостоен был явления великого чудотворца Сергия. Бывшее ему видение состояло в следующем: однажды, в уединенной храмине, куда Козьма удалялся по временам для молитвы, «явился ему преподобный Сергий и повелел собирать казну для военных людей и идти для очищения государства Московского от врагов. Пришед в себя, Козьма был в великом страхе, но ни на что не решился, думая, что устроение войска не его дело. Видение повторилось: но он опять остался в бездействии. По кратком времени преподобный явился ему в третий раз, возобновил вое повеление с прещением и присовокупил, что есть изволение праведных судеб Божиих помиловать православных христиан и от великого смятения привести в тишину; что старейшие в городе не столько войдут в поручаемое Козьме дело, сколько младшие, и что начинание их приведется к доброму окончанию. Сие последнее видение оставило Козьму в трепете, но и в некоторой болезни; почему он раскаялся в своем небрежении, решился приступать к исполнению повеленного и думал, как бы начать дело. На сходе граждан Нижегородских Минин предложил: «Если захотим помочь Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать и бить челом – кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником». После того начались частые сходки; Минин продолжал свои увещания. «Что же нам делать?» — спрашивали его. – «Ополчаться», — отвечал Минин, — сами мы не искусны в ратном деле, так станем клич кликать по вольных служилых людей». – «Будь так, будь так!» — закричали все. Начался сбор, всякий жертвовал, что мог; иные отдавали последнее «для великого земского дела». Пришла одна вдова и сказала: «Осталась я после мужа бездетна и есть у меня 12000 рублей, 10000 отдаю в сбор, 2000 оставлю себе». Но прежде, чем скликать ратных людей, надо было найти воеводу. В это время в Суздальском уезде жил стольник и воевода, князь Дмитрий Михайлович Пожарский, который долечивался от ран, полученных при разорении Москвы. Минин снесся с ним, уладил дело и сказал народу, что не за кем больше посылать, кроме князя Пожарского. Посланы были к нему Печерский архимандрит Феодосий, дворянин Ждан Петрович Болтин, да изо всех чинов лучшие люди. Пожарский отвечал посланным: «Рад я вашему совету, готов хотя сейчас ехать, но выберите прежде из посадских людей, кому со мною у такого великого дела быть и казну собирать». Посланные отвечали, что у них такого человека в городе нет. Пожарский сказал им на это: «Есть у вас Кузьма Минин, бывал он человек служивый, ему это дело за обычай».
Когда посланные возвратились и объявили Нижегородцам слова Пожарского, те стали бить челом Козьме, чтоб принялся за дело: «Соглашусь, — говорил он, — если напишете приговор, что будете во всем послушны и покорны и будете ратным людям давать деньги». Нижегородцы согласились, и Минин написал в приговор свои прежние слова, что не только отдавать имения, но и жен и детей продавать. Когда приговор был подписан, Козьма взял и отправил его к Пожарскому.
Собранное ополчение двинулось к Ярославлю, чтобы забрать по пути дружины других городов. Проходя с князем Пожарским и с воинством к Москве мимо Сергиевой обители и совершае в ней молебное пение, Минин сам объявил архимандриту Дионисию о бывших ему явлениях преподобного Сергия. 18 августа 1612 года, на горе Волкуше (в 4 верстах от Лавры), архимандрит Дионисий благословил христолюбивое воинство на брань за веру и отчество. К успокоению недоверявших успеху дела, ветер, дотоле противный, сделался попутным воинству, и все двинулись с надеждою к Москве. Келарь Авраамий пошел вместе с ними.
Но и соединившиеся под Москвою князья Трубецкой и Пожарский действовали неединодушно, потому что последний не мог вполне довериться первому, а еще более Заруцкому с его казаками. Из обители писали к ним о мире. Келарь Авраамий переходил из стана в стан, то склоняя несогласных воевод ко взаимному вспоможению, то ободряя в самых сечах именем Сергия, то убеждая казаков не отделяться от воинства. Чтобы удовлетворить корыстолюбивых, обитель предложила казакам последние свои сокровища – священные ризы, низанные жемчугом. Но никто не дерзнул коснуться святыни, и все единодушно обещались не отступать от столицы, доколе не освободят ее.
Не станем исчислять подробностей очищения Москвы от врагов: ляхи, запертые в Китай-городе, не получая помощи от своего короля и томимые голодом, стали есть человеческое мясо и трупы; 22 октября Русские сделали сильный приступ на Китай-город. Голодные поляки не могли обороняться и заперлись в Кремле. Пожарский и Трубецкой вошли в Китай-город с Казанскою иконою Богородицы, которая находилась в русском стане, и тогда же дали обещание построить в память этого дня церковь во имя иконы Пресвятые Богородицы Казанския. Взяв Китай-город, Русские окружили Кремль, но поляки уже не думали защищаться. На другой же день, они прислали просить милости и пощады, сдавались военнопленными, вымаливали себе только жизнь. Пожарский дал от себя обещание, что ни один пленник не погибнет от меча. Наконец наступило время освобождения Москвы: ночью под 25 октября великий заступник земли Русской, преподобный Сергий чудотворец, явился Арсению, архиепископу Елассонскому, и сказал ему: «Встань и иди в сретение православному воинству: молитвами Пресвятыя Богородицы, Господь очистил царствующий град от врагов. В следующее утро верная Русская рать торжественно вступила в Кремль. Земское войско, предводимое Пожарским и Мининым, собралось подле церкви Иоанна Милостивого, на Арбатской площади, а войско Трубецкого за Покровским воротами. С двух этих концов пошло впереди духовенство с крестами, иконами и хоругвями: за ними двигались войска. Оба крестные хода сошлись в Китай-городе на Лобном месте. Во главе духовенства был преподобный архимандрит Дионисий, прибывший из своей обители нарочно для такого великого торжества веры и земли Русской. Из ворот Флоровских вышло духовенство, находившееся в Кремле, с архиепископом Арсением, получившим исцеление от преподобного Сергия. Духовенство вошло в Кремль, за ним посыпала туда ратная сила, и в Успенском соборе совершено было благодарственное молебствие о избавлении царствующего града, очищенного от врагов чистою верою и любовию к отчеству.