Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
В сизом тумане, над белой поляной, одна,
Робко, как призрак, скользит золотая луна,
Блещет огнями на рыхлых алмазных снегах,
Ярко играя на скитских червонных крестах.
Мирно обитель в сугробах навеянных спит;
Только вдали огонек одинокий блестит.
В келье сосновой, окутанной трепетной мглой,
Жарко лампадка горит пред Иконой Святой.
Пламя, мерцая, то гаснет, то, вспыхнув, дрожит;
Старица Ксенья на образ с любовью глядит.
Катятся слезы из стареньких, слепеньких глаз;
Шепчут уста: «О, Господь, заступись Ты за нас!
Гибнет Россия; крамола по царству растет;
Мутит нечистый простой, православный народ.
Кровь обагрила родные поля и леса;
Плачет и стонет кормилица наша земля!
Сжалься, Спаситель, над темной, безумной страной;
Души смири, распаленные долгой войной.
Русь православная гибнет на радость врагам;
Сжалься, Господь, не карай нас по нашим грехам!
Боже Великий, создавший и твердь и моря,
К нам снизойди и верни нам родного Царя!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада горит пред Иконой Святой;
Старица смотрит – и видит Христа пред собой:
Скорбные очи с любовью глядят на нее,
Словно хотят успокоить, утишить ее,
Нежно сказав: «Не печалься, убогая дщерь,
Духом не падай, надейся, молися и верь».
Робко лампада, мерцая во мраке, горит;
Старица скорбно во мглу, в безпредельность глядит.
Смотрит и видит – молитву честную творя,
Рядом с Христом Самого Страстотерпца Царя!
Лик его скорбен; печаль на державном лице;
Вместо короны стоит Он в терновом венце;
Капли кровавые тихо спадают с чела;
Дума глубокая в складках бровей залегла!
Смотрит отшельница, смотрит, и чудится ей –
В облик единый сливаются в бездне теней –
Образ Господен и Образ Страдальца-Царя…
Молится Ксенья, смиренною верой горя:
«Боже Великий, единый, безгрешный, святой,
Сущность виденья рабе безталанной открой;
Ум просвети, чтоб могла я душою понять
Воли Твоей недоступную мне благодать!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада пред Образом Спаса горит,
Старица Ксенья во мглу, в безпредельность глядит.
Видит она – лучезарный нездешний чертог;
В храмине стол установлен, стоит поперек:
Яства и чаши для званных стоят;
И со Иисусом Двенадцать за брашной сидят,
И за столом, ближе всех, одесную Его,
Видит она Николая, Царя своего!
Кроток и светел Его торжествующий Лик,
Будто Он счастье желанное сердцем постиг,
Будто открылись Его светозарным очам
Тайны, незримые нашим греховным глазам,
Блещет в алмазах Его драгоценный венец;
С плеч ниспадает порфиры червленный багрец;
Светел, как солнце, державный, ликующий взор;
Ясен, как неба лазурный простор.
Падают слезы из стареньких, слепеньких глаз:
«Батюшка Царь, помолись Ты, кормилец, за нас!»
Шепчет старушка, и тихо разверзлись уста;
Слышится слово, заветное слово Христа:
«Дщерь, не печалься; Царя твоего возлюбя,
Первым поставлю Я в Царстве Святых у Себя!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
25 ноября 1922 года